[lanj]

И вот передо мной сидит отец мальчика и с какой-то робкой надеждой заглядывает в глаза: неужели действительно возможно вот так, как рассказала ему женщина-врач, избежать смертельной угрозы сыну? Он крупный бизнесмен, один из руководителей мощного сибирского подразделения Газпрома. Он привык распоряжаться судьбами тысяч людей. Он не признаёт слова «не могу». Он может всё, кроме… Кроме того, чтобы остановить щупальца смерти, протянувшиеся не к кому-то другому, не в соседний дом, а именно в его семью, к самому дорогому для него существу. Он знает, что скрывается за словом «рак».
Он понимает, что это только начало. Даже если послушать врачей и удалить поражённую часть лёгкого, будет выигран всего лишь некоторый период времени, который можно определить словами с двойным отрицанием: ни жизнь, ни смерть.
У него есть всё – власть, деньги, сотни лучших специалистов. Но ни он, ни люди, которые окружают его, не могут сделать то, что сейчас ему больше всего нужно, – остановить смерть, приближающуюся к сыну.
Он в смятении. Он не знает, можно ли верить нам, хотя о нас ему рассказывали друзья. Но его жизненный опыт буквально кричит: «Эти люди даже не врачи, чем они могут помочь?» И мы эти сомнения читаем в его сознании.
Сегодня работаю без Игоря. Он уехал на неделю в родную Тросну, к семье. Почти два года он вот так мечется между работой в Москве и семьёй на Орловщине.
Без Игоря мне работать гораздо сложнее. У каждого из нас свои сильные стороны. Он очень внимателен к малейшим деталям диагностики, что чрезвычайно важно для выработки правильного решения. Моя же сильная сторона – интуитивные озарения, что надо делать в каждом конкретном случае. Мы обмениваемся двумя-тремя словами, чего вполне достаточно для выработки общего решения. Если обобщить суть нашего взаимодействия – это анализ и синтез.
В дни, когда Игоря нет, я работаю с нашим общим учеником – Сергеем. Очень талантливый и перспективный мальчик. Он старается и всегда волнуется, когда работает со мной, вот и сейчас он ведёт диагностику, срывающимся мальчишеским голосом рассказывая увиденное.
– В верхней части лёгкого – раковые клетки. Опухоль ещё незначительная, но вокруг уже зона потемнения. Связи с гипофизом – нарушены.
Повреждена ткань – это новый плацдарм распространения болезни. Если бы мы работали вдвоём с Игорем – мы бы сформировали дискетку, переписав предварительно в ядре клетки на спирали ДНК программу болезни на программу выздоровления, потом сформировали бы импульс и направили его к пространственной точке архивации тонкоматериальной структуры ребёнка. Это в прямом смысле слова «досье» мальчика. Дело в том, что каждый человек имеет в планетарной тонкоматериальной структуре свою точку архивации, куда собираются сведения о всех прожитых им жизнях, воспоминаниях, событиях, переживаниях. Это, по сути, информационная копия человека, в которой есть всё, буквально всё, что с данным конкретным человеком связано на протяжении его бесконечного существования, но это статичная форма сознания и восприятия. В динамике она проявляется именно на Земле. Впрочем, её статичность – тоже довольно относительна, поскольку точки архивации являются одной из важнейших структур нашего мира и, более того, элементами его преобразования и имеют внутреннюю силу развития.
Импульс на выздоровление, введённый в такую точку архивации, немедленно приведёт в движение механизм соответствующих задаче энергоинформационных преобразований, которые затем переместятся на уровень сомы, то есть физического тела человека.
Однако в применении данной технологии есть одно ограничение: импульс должен быть мощным, мгновенным. Вообще-то он должен преодолеть барьер скорости света. Сознание обычного человека такой импульс сформировать не может. Слишком мало нейронов мозга у него вовлечено в работу, выведено из спящего состояния. Кроме того, надо уметь формировать волевым усилием что-то вроде лазерного луча в области «третьего глаза», приводя предварительно в согласованное (как говорят физики, «когерентное») состояние работу клеток мозга. Делать такое в паре с Сергеем пока ещё рано и опасно.
Дело в том, что когда мы сканируем раковую опухоль своим биоизлучением (совершенно безопасным для пациента, поскольку оно имеет ту же природу, что и весь организм в целом), то мы как бы настораживаем болезнь. У неё есть собственное сознание, интеллект и инстинкт самосохранения. Поэтому она моментально приходит в возбуждённое состояние. И в случае перехода к активным воздействиям на неё информационная структура болезни пытается спрятаться в то же место, куда стремимся перенести информацию о процедуре выздоровления мы, то есть именно в точку архивации конкретного человека. Расчёт простой – переждав н***агоприятный для себя период, информация заболевания снова вернётся в организм и продолжит начатую работу. Продолжит, оставив в проекте человека опасные повреждения.
Вот почему кризис современных традиционных медицинских технологий так явственно обозначился в последнее время: они не учитывают информационную составляющую болезни. Но даже если бы учитывали, они не располагают возможностью со сверхсветовой скоростью (а именно такая скорость требуется для передачи импульса) внедрить информацию исцеления в точку архивации (области информации, имеющие внешнюю статику и внутреннею динамику) личности человека. Нет таких приборов и технических средств. Нет и, видимо, не будет. Только сам человек, развивая себя духовно, способен совершать подобные «чудеса». Потому что весь мир, окружающий нас, создан с помощью сознания и, следовательно, ориентирован на сознание.
Все связи мира, все его взаимодействия строго ориентированы на человека. Поэтому так долго и трудно идёт подготовка людей к их космической миссии, поэтому слово «ответственность» является определяющим при передаче высших космических технологий, поэтому те, кто допускается к совершенным знаниям мироздания, проходят такой жёсткий и тщательный отбор в мистериях посвящений и конкретных жизненных испытаниях. По прежнему опыту я знаю: как только мы начинаем переписывать летопись болезни в ДНК, информация болезни моментально отделяется от поражённого участка и начинает подниматься к точке архивации. Но у неё нет такой скорости, как у мысли – импульса сознания. Поэтому соревнование идёт буквально в скорости бега на короткой дистанции. Придёт первой к точке архивации информация болезни – её уже не достанешь. Она спрячется и будет выжидать нового благоприятного момента. Задача, следовательно, в том и заключается, чтобы обогнать её.
Сергей ещё только на пути к подобным технологиям. И мы выбираем менее скоростной, но более соответствующий ситуации вариант. Я предлагаю его Серёже:

– Ты сказал, что связи гипофиза с поражённым участком нарушены, значит, он не видит тех безобразий, что творит раковая опухоль в лёгком мальчика.

– Да, – подтверждает Сергей.

– А если мы покажем гипофизу, что происходит?

– Здорово будет, – с юношеской непосредственностью озаряется восторгом лицо моего помощника. – А как мы покажем?

– Проведи просто красную стрелочку тревоги от гипофиза к опухоли.

– Можно? – уточняет Сергей.

– Веди.
Сергей своим лучиком, поменяв предварительно серебряный цвет на красный, проводит чёткую линию от гипофиза к поражённому участку. Всё. Гипофиз увидел возникшее в организме н***агополучие и приступил к немедленным защитным действиям. Сергей с восторгом наблюдает начавшиеся «военные сражения» и докладывает обстановку:
– Сигналы из гипофиза поступили на щитовидную железу. Активизировалась иммунная система. В сторону раковой опухоли двинулись клетки-защитники. Они со всех сторон окружили тёмную ткань и буквально пожирают её. Они просто рвут на части раковые клетки и глотают их, как волки добычу.

– Ну, не волки и не добычу, – поправляю я возникшие у Сергея ассоциации.

– Ну да, – лаконично соглашается Сергей. – Здорово они их рвут.
Через неделю отец мальчика пришёл поблагодарить нас. Виртуальное сражение с болезнью закончилось вполне реальным выздоровлением его сына. На этот раз он попросил уже о новой помощи – себе. У него был целый букет застарелых болезней.
А ещё недели через две он стал приводить к нам в Центр своих родственников. Как говорится, процесс пошёл. Этому человеку не надо объяснять, почему и как достигается выздоровление. Он просто испытал всё на себе и своих близких. Его теперь не смущает ни странный способ лечения на расстоянии, ни отсутствие приборов, ни то, что мы не выписываем килограммы таблеток и не отрезаем циркулярной пилой больные органы. Он видит главное: наша работа завершается реальным исцелением. А исцеление нужно всем, даже врачам, которые берутся лечить других, не умея порой вылечить себя.