[rezinart]

ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ КОЛОНИЯ
В то время как острая нехватка российских лекарств угрожает национальной безопасности страны, отечественным разработкам много лет не дают пробиться к народу
СЛУЖБА в храме Святителя Николая уже заканчивалась, когда к профессору Ямскову подошел церковный староста. Негромко произнес: “Просит помощи вон та женщина”. И показал на стоящую поодаль прихожанку. Профессор согласно кивнул.
После службы женщину подвели к нему. Она шла осторожно, держась за руку мужа, как ходят слепые. Ямсков выслушал печальную историю. У женщины была наследственная рентинопатия: слабое с детства зрение, чем дальше, тем больше затухало. Один глаз уже не видел совсем, другой только различал очертания.
— Я никогда не видала своего ребенка, — сказала она. Бойкий мальчишка крутился тут же, торопя родителей уйти. — Помогите, Игорь Александрович. Батюшка говорил, вы можете.
Настоятель храма отец Александр знал, чем занимается профессор, и, проникшись бедой прихожанки, устроил им встречу. Ямсков дорасспросил женщину, сказал мужу, куда приехать за препаратами. Но перед тем, как делал всякий раз, когда возникал подобный случай, объяснил, что препараты хотя и применяются врачами в клиниках, однако официальной регистрации пока не имеют.
Через две недели позвонил женщине. Услыхав его голос, она зарыдала: “Я вижу! Впервые в жизни увидала своего сына! Одним глазом вижу даже его реснички...”
Несколько лет назад Ямсков сам бы невероятно обрадовался этим словам. Теперь выслушал их сдержанно. Препараты, выданные женщине, впечатляюще действовали и при лечении других заболеваний глаз, которые проводил один из виднейших российских офтальмологов профессор Захаров. По сути дела, у него шли клинические испытания лекарств, и, как подтверждала жизнь, проходили они успешно. Теперь предстояло получить разрешение фармакологического комитета Минздрава России на апробацию их в других клиниках.
Но одна мысль о том, что снова надо будет идти к чиновнику, который цинично потребовал денег за допуск к испытаниям первого препарата Ямсковых, а получив отказ, стал делать все возможное, чтобы угробить перспективное открытие, сама мысль об этом приводила профессора в негодование.
Большие открытия редко кого сразу поднимают на крыльях успеха. Чаще приходится подолгу выдирать ноги из грязи сопротивления, чтобы сделать следующий шаг. Но одно дело, если сопротивление стихийное. Другое — когда оно организованное. Созданное самой системой, через которую надо продираться.
В 1973 году жена Ямскова — Виктория Петровна, тогда еще молодая, “неостепененная” исследовательница, случайно открыла биологическое вещество с неизвестными ранее свойствами. Оба супруга по образованию химики, но открытие постепенно увело Викторию Петровну в другую отрасль науки — биологию. А Игорь Александрович остался верен химии. Так с двух сторон началось изучение необычной новинки, что в итоге привело к созданию научной теории и практическому выявлению на ее основе нового класса биорегуляторов.

Чтобы стало ясно, какое это имеет отношение к фармакологии и здоровью человека, надо хотя бы кратко коснуться процессов регуляции в живых организмах. Здоровый человек — это тот, у кого нормально работают все три управляющие его жизнедеятельностью системы: нервная, иммунная и эндокринная, а если говорить более обще — у кого здоровы все ткани организма. Поддерживают это состояние здоровья особые вещества — биорегуляторы. Они изначально есть в каждом из нас, но по разным причинам (возраст, наследственность, экология и т. д.) работа их нарушается. Восстановив функционирование биорегуляторов, мы тем самым восстанавливаем нормальную жизнедеятельность соответствующих тканей. И значит, всего организма.

Однако как восстановить функцию управления той или иной тканью?
— Мы обнаружили, — говорит доктор химических наук Ямсков, — что такие же биорегуляторы присутствуют не только в организме человека, но и во многих других живых системах, начиная, скажем, от коровы и кончая тритоном. Причем абсолютно идентичные человеческим. Поэтому появилась мысль: нельзя ли выделить “сторонние” биорегуляторы и ввести их человеку? Будет восстановлено нормальное управление жизнедеятельностью той или иной ткани и одновременно исчезнет болезнь.

Вот здесь и проявилась феноменальная способность биорегуляторов нового класса быть не солдатами, а командирами, передавать команды различным компонентам клетки, в том числе ее ядру, где собрана вся генетическая информация, и заставлять их работать в нужном направлении. В результате регуляторы-“управленцы”, в отличие от рядовых своих собратьев, оказывали влияние на все основные биологические процессы, происходящие в клетке. А первое, что заметила Ямскова, они ускоряли регенерацию тканей и заживление ран. Отсюда оставался шаг до осмысления роли биорегулятора, названного “адгелон”, в качестве лекарства.
Однако на этом стратегические открытия не закончились. Проводя десятки экспериментов, Виктория Петровна обратила внимание на такую особенность: поразительней всего “адгелон” действовал не в обычной концентрации, а в сверхмалых дозах. В цифрах это выражалось так: в одном миллилитре раствора содержится 10–10 мг субстанции. Примерно как если бы в железнодорожную цистерну вылили наперсток раствора.
В 1977 году, когда о нанотехнологиях даже за рубежом только начинали говорить, Ямскова опубликовала статью об эффекте сверхмалых доз (СМД), в том числе в фармакологии.

К сожалению, осознать “адгелон” высокоэффективным лекарством заставила драматическая история. Зимой 1992 года Игорь Александрович попал под машину. Перелом обеих ног. Одну оперировали, соединили пластиной, а вторую решили сращивать в гипсе. Месяц прошел, гипс сняли, рентген — никакого улучшения. Новые лекарства, новые уколы и снова гипс. Так продолжалось раз за разом пять месяцев. Нога стала усыхать, мышцы атрофировались — все, что набрал благодаря спорту, ежедневным 10-километровым пробежкам на лыжах, уходило, а врачи стали настаивать на тяжелой операции теперь с другой ногой.
В отчаянии Ямсков сказал жене:будем делать уколы с “адгелоном”. Она категорически отказалась. Да, на лягушках он показывает необыкновенные результаты: “культя” на отрезанной лапке растет в 4—5 раз быстрее, чем без препарата; у отдельных экземпляров формируется даже нечто похожее на перепонки. Но ведь это лягушки!
Тем не менее муж настоял. Когда в очередной раз сняли гипс, врачи не поверили рентгеновским снимкам: кость срослась.
После этого началась целенаправленная работа. Ее возглавил сам Ямсков. У него уже были ученая степень доктора наук, звание профессора, а главное — лаборатория в Институте элементоорганических соединений им. А. Н. Несмеянова Российской академии наук.
Испытания показывали все новые свойства “адгелона”. Создавалось впечатление, что он благотворно действует на большинство соединительно-тканных элементов организма — от головы до ног (как говорил Ямсков, от лысины до трещин на пятках). Но чтобы не разбрасываться, сосредоточились на двух направлениях: офтальмологии и ортопедии. Могли бы и на других, однако, когда от государства нет никакой помощи, приходится рассчитывать только на личные знакомства и репутацию необыкновенных препаратов. Например, благодаря инъекциям “адгелона” молодой летчик, пришедший на костылях (была разрушена хрящевая ткань обоих коленных суставов), через три недели перестал быть инвалидом, а чуть позднее вернулся к основной работе. Когда в Центральном институте травматологии и ортопедии (ЦИТО) получили такой результат, уверенность в препарате Ямсковых резко возросла и его с успехом стал испытывать видный российский травматолог Сергей Павлович Миронов.
А еще раньше глазные капли “адгелон”, созданные на основе биорегулятора из сыворотки крови молодых бычков, взяли на апробацию в Институте глазных болезней им. Гельмгольца. Параллельно создавались, испытывались и применялись де-факто другие препараты. Например, биорегулятором “сеталон”, полученным из сетчатки глаза тех же молодых бычков, заинтересовались в МНТК “Микрохирургия глаза”, где его стал активно использовать профессор Валерий Дмитриевич Захаров при операциях по поводу отслойки сетчатки глаза. Применение этого биорегулятора показывало улучшение зрения в 3—5 раз по сравнению с контрольной группой.
Казалось бы, эффективные лекарственные средства (по принятой в фармакологии аббревиатуре ЛС) скоро можно будет запустить в массовое производство. Пройдены испытания на безопасность, а это один из важнейших факторов. Проведено лечение десятков больных-добровольцев в Институте им. Гельмгольца, почти сотня у Захарова. Хорошие результаты показывал препарат в ЦИТО: он стимулировал регенерацию суставного хряща, что особенно важно было при лечении артрозов. Теперь прямая дорога вела в Фармкомитет, чтобы там назначили официальные клинические испытания, которые в данном случае не должны были занять много времени.
Однако дорога оказалась узкой тропой в ущелье, выход из которого был надежно заблокирован.
— Я пришел, — рассказывает Ямсков. — Положил чиновнику (не буду называть фамилию, может, его там уже нет) материалы исследований. Он полистал их, отодвинул в сторону. Говорит: если хотите, чтобы пропустил, деньги на бочку, три тысячи долларов. Я хлопнул дверью и ушел — таких денег мы найти не могли.