Ион-Воевода Лютый (1572—1574). Историческая повесть Богдана Хадшеу.

[Admin]

В тот момент, когда правое крыло турецкой армии бросилось на остатки молдавской кавалерии, расположенной на нашем левом крыле, татары перешли гряду холмов и ударили с тыла.

5 000 молдавских всадников оказались в тисках, причем над головой каждого из них нависло по сотне шашек!

Казаки были вооружены ружьями, были защищены справа озером, а слева инфантерией; их атаковали только спереди, и они устояли против натиска левого крыла турок.

Молдавская же кавалерия, не располагавшая огнестрельным оружием и не защищенная с одного из флангов, атакованная одновременно спереди и с тыла татарами и правым крылом турок, не в состоянии была устоять на месте.

Инфантерия Иона-Воеводы сохраняла пока свои позиции по трем причинам. Занимая центральное положение, она не могла быть разбита, пока оставались нетронутыми ее фланги; с тыла от удара татар ее защищал обоз; кроме того, по своему характеру она куда менее подвижна, чем кавалерия.

Ополченцы спаслись от татар, спрятавшись среди повозок...

Итак, Ион-Воевода, потеряв все левое крыло, остался только с инфантерией, ополченцами и казаками. Была утрачена всякая надежда на победу! Что же господарь мог предпринять теперь?

[Admin]

В этот трагический момент проявилось его исключительное великодушие.

Он мог бы, несомненно, спасти еще свою жизнь.

Переодевшись в крестьянина и оседлав лучшего своего скакуна, он легко мог бы ускользнуть через обоз и, обогнув озеро Кагул, направиться в сторону Прута, куда еще не добрались его враги, пересечь Молдавию и бежать в Польшу, где мог надеяться на гостеприимство Ласского или князя Острогского.

Кто знает, со временем он, возможно, помирился бы с Турецкой Портой!

Может статься, ему удалось бы вернуться из Польши, как это сделали Лэпушняну и Деспот, во главе новой армии, при помощи которой он отвоевал бы Молдавию.

Но нет! Подобные эгоистические соображения, которыми некогда руководствовался Помпей, а затем Карл XII, не нашли себе места в сердце Иона-Воеводы.

Меньше всего он думал о самом себе. Спасти прежде всего остатки молдавской армии, а если нет, то славно погибнуть ради любимой отчизны... только один из этих путей и мог бы избрать праправнук матери Стефана Великого, которая учила своих сыновей, что птица погибает в своем гнезде.

Татары, движимые алчностью, пустились в погоню за рассеянной по степи кавалерией, состоявшей из бояр и боярских сыновей; гнались они за собольими мехами, золотыми цепочками, за са***ми, украшенными драгоценными камнями.

[Admin]

Эта неосторожность, временно освободившая тыл молдавской армии, дала возможность Иону-Воеводе, сохранявшему ясность ума при самых сложных обстоятельствах, воспользоваться ошибкой противника.

Он сходит с коня, спешивает казаков, вливает ополченцев в ряды пехоты и, обратившись к остаткам своей героической армии: «Братья, пусть падет моя голова там, где падут ваши головы!»— ведет их в атаку до того стремительную, что захватывает вражескую артиллерию, выводит ее из строя, заставив пораженных турок застыть в замешательстве!

Охваченный неистовой злобой, он в момент исключительного напряжения собственноручно захватил у врага огромную крупнокалиберную пушку: так велика была физическая сила этого молдавского Геркулеса.

Затем, тесно сомкнув ряды, молдаване отошли в полном порядке на ближайшую возвышенность, на которой еще дымились руины села Рошканы, разгромленного татарской ордой.

Последняя атака перед отступлением, как и все остальные маневры этой достопамятной битвы, является блестящим свидетельством военного искусства Иона-Воеводы.

В более поздние времена знаменитый Монтекукули советовал:
«Старайся атаковать врага с необычайной свирепостью, в особенности, если думаешь после этого отступить».

Преклонимся поэтому перед Ионом-Воеводой, который понял это еще в 1574 году, в самый критический момент уже проигранного для него сражения, лишенный возможности руководствоваться Монтекукули, который изучал военное искусство столетием позже в тиши кабинета!.

[Admin]

Из 35000 войска у нашего героя осталось едва 7000.

Не менее 20 000 солдат погибло в течение полусуток, защищая три святыни, провозглашенные однажды Великим

Стефаном в его военных инструкциях: крест, родину и знамя!

Обосновавшись среди развалин села Рошканы, Ион-Воевода приказал окружить возвышенность окопами, расположив в них лучших стрелков из луков и ружей. Первая линия окопов проходила вдоль так называемого военного гребня, то есть верхнего края склона; затем следовала вторая линия и, наконец, резерв для оказания помощи в любом наиболее угрожаемом пункте обороны.

К вечеру турки и татары, пришедшие в себя после временного замешательства и погони за молдавскими кавалеристами, окружили новый стан Иона-Воеводы.

Французские войны в Алжире показали со всей убедительностью, как тяжело атаковать даже неукрепленные возвышенности, защищаемые простыми бедуинами. Тем более неприступной была позиция отряда молдаван численностью в несколько тысяч опытных бойцов, окопавшихся на возвышенности; кроме того, обороноспособности позиции молдаван способствовали и развалины. «Атака села стоит всегда жизни многих солдат»,— говорил Фридрих Великий.

Во время последней своей атаки Ион-Воевода привел в негодность большую часть турецкой артиллерии. Снаряды ос-тавшихся в действии турецких пушек падали среди развалин, не поражая укрывшихся молдаван, в то время как последние, сидя спокойно в окопах, посылали нечестивцам каждым своим выстрелом уведомление о смерти.

[Admin]

Историки обвиняют Иона-Воеводу в том, что он выбрал позицию, лишенную воды, и не принял мер для создания искусственных источников. Это обвинение может исходить только от людей, не знающих местных условий.

На всем протяжении Буджакской степи вода встречается так же редко, как и в центре Африки. В поисках источников на вершине холма нужно было бы копать очень глубокие колодцы, но даже если такая рискованная и очень тяжелая операция увенчалась бы успехом, разве одного колодца хватило бы для 7000 человек.

В течение трех дней и трех ночей Ион-Воевода отбил все атаки 200 000 турок.

Не имея ни капли воды, молдаване ожидали с нетерпением наступления ночи, чтобы расстелить на траве куски полотна: они освежали губы росой.

Не раз небольшие отряды молдаван во главе с Ионом-Воеводой выходили из окопов, с остервенением бросались на ближайшие, наиболее уязвимые вражеские посты, резали, убивали, уничтожали все, что им попадалось на глаза, и после этого, освирепевшие от пролитой крови, возвращались обратно, удовлетворенные, подобно Уголино из Дантова ада, пожирающего голову своего противника Руджиери.

В течение этих трех дней и ночей, достойных времен Горация Коклеса, Ион-Воевода мог бы спасти себя, если бы он хоть раз подумал об этом.

Зная турецкий язык, он мог бы под покровом ночи пробраться через стан врагов, как это сделал, например, Цепеш.

Но все его поведение показывает, что он был грозой только для нечестивцев, для бояр, для духовенства, но свой народ он любил больше, нежели самого себя.

[Admin]

На четвертый день турки начали переговоры.

Ион-Воевода показал посланцам свои позиции и численность своих храбрецов.

«Вы сами видите,—говорил он им,—что я в состоянии продолжать битву».

Затем он предложил им следующие три условия:

отпустить по домам всех солдат-молдаван с условием, чтобы к ним не прикасалась рука противника и чтобы их не преследовал когда-либо за прошлое будущий господарь Молдавии;
разрешить казакам вернуться к себе на родину;
самого господаря отправить в полном здравии непосредственно к султану Селиму...

Турки приняли эти предложения.

Беглербей Ахмед-Паша и Петр Хромой, ставший, таким образом, снова господарем Молдавии, поклялись семь раз каждый в точности выполнить эти условия.

Ахмед-Паша повторил семь раз клятву на книге Магомета.

Петр Хромой повторил семь раз клятву на Евангелии...

Со слезами на глазах, не в силах произнести ни слова, Ион-Воевода расстался со своими верными товарищами.

Казакам, пришедшим ему на помощь, он оставил все имевшееся при них оружие.

[Admin]

Молдаванам, своим братьям, которые сражались за свободу родины, он оставил память о себе как о великом господаре и неясную надежду на свое возвращение на трон Молдавии...

Наш герой был уверен, что ему при помощи искусной дип-ломации удастся вернуть расположение султана Селима, подобно тому, как в аналогичной ситуации Петр Рареш своим мужеством и красноречием сумел смягчить гнев султана Сулеймана.

Великие люди не впадают в отчаяние даже на острове Эльба!

Но пока что наступило расставание.

Казаки плакали; молдаване же не в состоянии были даже плакать| большое горе высушило их слезы.

Капитуляция при Рошканах напоминает другую капитуляцию, также заключенную с турками за три года до этого, когда Ион-Воевода находился еще в Константинополе.

После героической защиты крепости Фамагуста на Кипре, ее комендант Брагадино, которого вынудили просить капитуляции не силой оружия, а голодом, добился у нечестивцев согласия на свободный отвод гарнизона.

Турецкий главнокомандующий с большой легкостью подписал предложенные ему условия и с такой же легкостью поспешно нарушил свое слово: после освобождения крепости доблестный Брагадино и цвет венецианской молодежи погибли в страшных пытках.

[Admin]

Зная турецкое вероломство, Ион-Воевода не ограничился подписями вражеских генералов: он потребовал в качестве гарантии магометанскую и христианскую клятвы, повторенные каждая по семи раз Ахмед-Пашой и Петром Хромым, то есть главным его противником и соперником по престолу...

И что же, сделало ли все это договор более священным?

Мы рассказали о предательстве, расскажем теперь и о клятвопреступлении.

При Петре Хромом, чтобы возвести его на трон Молдавии по турецкому фирману — небывалое новшество в истории Молдавии, — находился первый ключник Оттоманской Порты, важный сановник, который стал впоследствии визирем, зятем и двоюродным братом султана...

Речь идет о Сципионе-Цигале, выходце из неаполитанской аристократической семьи, получившем после отступничества имя Джигала-заде, о молодом, холеном, распущенном юноте, обжоре и пьянице... но тем более всесильном при дворе такого султана, как Селим II.

Когда Ион-Воевода вошел в палатку беглербея, Ахмед-Паша находился там в окружении янычар, аг, баев, санджаков, которые собрались все как один, чтобы увидеть своими глазами грозного победителя у Жилиште, Браилы, Лэпушны, 'Бендер...

Турецкий главнокомандующий начал с упреков, но Ион-Воевода ответил ему с достоинством господаря, что по условиям капитуляции он будет отвечать только на вопросы самого султана.

Гордость нашего героя возмутила мусульман, но его величие, казалось, сковало им руки: они в недоумении смотрели один на другого, как бы подбодряя друг друга нанести первый удар; но никто не решался... Для этого требовался вероотступник; требовался кто-нибудь, потерявший человеческий облик, зверь, одурманенный опиумом; требовалось настоящее чудовище, способное пойти против чести и против клятвы.

Этим чудовищем и оказался главный ключник Джигала-заде.

[Admin]

Мунтян Петр Хромой призвал турок поднять оружие против героя Молдавии.

Итальянец Сципион-Цигала вонзил ему нож в сердце. Мунтян, итальянец, молдаванин...

Когда геркулес пал под предательским ударом кинжала неаполитанца Джигала, янычары, воодушевленные его при-[ мером, набросились на жертву, отрубили и водрузили на копье его величественную голову, которая еще совсем недавно вселяла в их души страх даже во сне.

Затем, как бы боясь, чтобы на обезображенном туловище не выросла вторая голова, они привязали его труп к хвостам двух верблюдов и погнали их в противоположные стороны: тело господаря было разорвано на куски.

После того как это финальное зрелище охладило головы I нечестивцев, они не могли не почувствовать своего ничтоже-1 ства по сравнению с великим мужеством усопшего.

Считая, как видно, что доблести Иона-Воеводы покоятся в костях, из которых он был сложен, и в крови, которая текла в его жилах, они разделили между собой, как мощи, обломки его костей и смочили свои сабли его кровью, обращая мольбу к Аллаху, чтоб тот дал им всем сердце этого господаря.

Палачи завидовали своей жертве.

[Admin]

При жизни Иона-Воеводы турки, бояре и монахи питали к нему глубокую ненависть.

После его смерти враги-чужеземцы показали себя более благородными, чем враги-соотечественники.

В то время как янычары боготворили останки витязя, чо-кои, одетые в боярские кафтаны и в церковные рясы, решили, что пришел момент надругаться над тем, на кого они до последнего времени боялись даже взглянуть.

Чтобы подорвать, славу господаря после его смерти, они распространяли в народе злостный анекдот, что будто бы Ион-Воевода в тот момент, когда его раздирали верблюды, воскликнул: «Во многих ужасных убийствах повинен я, но до такого не додумался!»

Но кто, собственно, мог произнести эту дикую и зверскую шутку: обезглавленное туловище или голова, лишенная туловища?

Не в первый и не в последний раз бессильная ненависть прибегла к кощунству!

Летописец Уреке, как мы уже говорили однажды, был эхом аристократической партии.

Он не только оскверняет последние моменты жизни Иона-Воеводы, но пытается также оправдать подлое национальное предательство пыркэлаба Иеремии Голии.